Эволюция правового сознания одного из топов российской юридической мысли Дмитрия Медведева. Дмитрий Анатольевич в ходе ежегодного послания Президента РФ Федеральному собранию, ноябрь 2008: „Правовой нигилизм появился в России не вчера. Он уходит своими корнями в наше давнее прошлое; Однако справедливо и то, что этой проблемой - проблемой пренебрежения к праву - мы еще системно и глубоко не занимались“. Дмитрий Анатольевич в Телеграме, январь 2023: „Тут пошел сурьезный разговор между начальниками, как действовать: „по закону“ или „по справедливости“. Придется дать уточнение.
Конечно, только по закону. А вот если закон не работает или не достигает цели, то по особым правилам военного времени; Во времена войн всегда были такие специальные правила. И тихие группы безукоризненно незаметных людей, их результативно исполняющие“.
Фото; Наталия Губернаторова
Как мы видим, за прошедшие со времен борьбы Медведева с „правовым нигилизмом“ 14 с небольшим лет его отношение к „букве закона“ претерпело определенные изменения. Но зато у экс-президента России явно прибавилось политического реализма.
Высказывание нынешнего заместителя Путина (поправка; дважды заместителя) нельзя считать просто реакцией на запредельные по своему цинизму и по своей омерзительности откровения российского (снова поправка; бывшего российского) актера Артура Смольянинова о том, что ему „наплевать, в какой форме останется Россия. Развалится она, не развалится. Превратится она в Уральскую республику, Пельменскую или в Хакасскую республику. Или останется только один Еврейский автономный округ, а все остальное превратится в радиоактивный пепел“. Высказывания Медведева - это еще и отражение духа времени. Времени, которое хоть и является нынешним, несет на себе очень большой отпечаток некоторых достаточно далеких эпох нашей истории.
О том, каких именно эпох, можно и нужно спорить. Дмитрий Медведев, например, ссылается на опыт времен Великой Отечественной войны. А я вместо этого сошлюсь на уже не раз процитированный мной обмен репликами на последнем заседании Валдайского клуба минувшей осенью.
Владимир Путин; „Это же хорошо известно, это исторический факт; каратели поручали самые грязные, кровавые дела прежде всего бандеровцам. Все это часть нашей истории. Но то, что в основе своей русские и украинцы, по сути, это один народ, - здесь это исторический факт“.
Федор Лукьянов; „У нас же тогда гражданская война получается с частью собственного народа“. Путин; „Отчасти да“.
Гражданская война - на мой взгляд, это наиболее точная аналогия, позволяющая очень хорошо понять и логику происходящего, и то, куда ведет эта логика. Гражданская война - это конфликт между своими или, вернее, между теми, кто еще вчера составлял единую массу своих, а сегодня разделился на по-прежнему своих и однозначно чужих.
А еще во многих исторических и политологических исследованиях подчеркивается вот какая особенность гражданских войн. Этот тип конфликта часто отличает особая жесткость. Выдержка из недавнего (и также вызвавшего гнев Дмитрия Медведева) обращения посольства США в Москве к гражданам РФ: „На протяжении всей истории наши страны роднила общность культур и наших достижений. Мы; солидарны с каждым из вас, кто стремится создать более мирное будущее“.
Искренне? Только в глазах тех, кто вообще ничего не знает про „протяжение всей истории“. Ловко, изворотливо и хитроумно? Однозначно.
Официальный представитель Государственного департамента Нед Прайс недавно заявил по поводу украинского конфликта; „Это не прокси-война. Россия не воюет ни с США, ни с NATO“. Но это риторика. А по факту, как хорошо известно каждому из нас, Россия находится в состоянии гибридного или опосредованного конфликта и с США, и с NATO.
К чему я повторяю эту общеизвестную истину? А вот к чему. К подобному типу противостояния можно относиться как к шахматной партии. Конфликт, в основе которого лежит логика гражданской войны, подчиняется совсем другим правилам. В нем нет места словесным кружевам и реверансам в сторону оппонента.
Главком ВСУ Валерий Залужный в интервью британскому журналу The Economist в минувшем декабре; „Самый главный опыт, который мы исповедовали почти как религию, заключается в том, что русских и любых других врагов надо убивать, просто убивать, а главное, не бояться это делать“. Убийство как религия? Интересный, хотя и совсем не новый поворот сюжета. Стоит ли после этого удивляться вот каким новостям: „РИА Новости. ВС РФ в ходе операции возмездия за Макеевку уничтожили массированным ракетным ударом более 600 военных Украины в Краматорске, сообщили в воскресенье в Минобороны РФ“. Как хорошо известно еще с древности, подобное лечится подобным.
Конечно, стремление „убить как можно больше врагов“ - это черта любого вооруженного конфликта. Но гипертрофированное выпячивание этой черты -собенность именно гражданских войн. Вспомним, например, Гражданскую войну в России, которая, по мнению одних историков, закончилась в 1922 году, а по мнению других - в 1923 году (рискнет ли кто-то после этого утверждать, что нумерология - это не наука?)
У меня есть своя теория по поводу причин того, что наше общество в своей массе очень плохо знает историю этого конфликта - гораздо хуже, чем, например, историю Первой мировой войны. Происходящее в те годы носило настолько травматический характер, что массовое сознание постаралось как можно быстрее выдавить из себя воспоминания об этом опыте.
Но вернусь к своему основному тезису - провидческом политическом гении Дмитрия Медведева. Конфликт, в основе которого лежит логика гражданской войны, подразумевает не только четкий водораздел между своими и чужими. Он предполагает еще и ужесточение „правил игры“ для своих. Именно об этом нам и просигнализировал своим постом Дмитрий Анатольевич.
А для тех, кто не понял глубинный смысл этого сигнала, его в своем телеграм-канале расшифровал другой видный российский политик - сенатор Андрей Клишас. Цитирую с сохранением авторской пунктуации; „Конечно, по Закону. Пока Госдума не приняла законы военного времени и они не подписаны Президентом - только по Конституции и по Закону“.
Прошу заметить: в процитированном нет слова „если“, зато есть такой словесный оборот „пока не приняла“. И нет, я не намекаю на то, что формальные „законы военного времени“ будут обязательно приняты. Я намекаю на реальный вектор движения российского политического процесса. Практической альтернативы этому вектору движения сейчас, похоже, нет.